Творческий потенциал человека, страх смерти, возможный замысел, восприятие контрапункта в искусстве и вред философии Часть 3.
Если человек думает о том, что жизнь его бессмысленна,
то, по крайней мере, пусть позаботится о том, чтобы
не делать бессмысленным свое представление о неотвратимой смерти.
Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе.
Джон Донн
Замысел о сотворении человека
Воображаемый или реальный замысел о сотворении человека, вероятнее всего, мог состоять в следующем: смерть, неотвратимая и неминуемая, как Дамоклов меч, создает в сознании человека заведомо неразрешимое противоречие, состоящее в том, что:
1) Человеческая жизнь с самого начала теряет всякий смысл, если человек осознает ее конечность.
2) Осознание страха смерти, являющееся видовым отличительным признаком человека в той же мере, как и его речь, его мышление, эстетическое восприятие и т.д., не дает возобладать мысли о тщетности жизни до тех пор, пока у человека еще достаточно сил для борьбы за свою жизнь.
Это неразрешимое противоречие заставляет человека бесконечное количество раз возвращаться к поиску ответа на вопрос о собственной смерти. И если замысел был именно таков, то становится понятным вот что: все приговорены к физической смерти, каждый и нас, так почему у людей не хватает ума придти к простой мысли: зачем убивать, если и ты приговорен? – Это великая идея гуманизма, которая открывается нам как осознание замысла о сотворении человека, или как у Джона Донна: Колокол звонит по тебе, потому что ты — еще оставшийся в живых, – не отдельный человек, не сам по себе. Ты часть этой общей скалы, от которой откалываются куски и следующим обломком, возможно, станешь и ты.
Герой-воин, который убил на поле сражения другого воина — вовсе не герой, так как убийство произошло из-за страха смерти, желания выжить, поскольку “победивший” воин боялся, жестоко боялся, что сам будет сражен насмерть, что его убьют первым, и боялся настолько, что убил своего противника.
Убивающий человек
Поэтому убивающий человек вовсе не храбр, как это может показаться. Его может оправдать только одно: он защищался, не убивая, до последней возможности, пока не стало очевидно, что он сможет спасти свою жизнь только путем убийства другого человека. В нравственном отношении он сделал бы все возможное перед убийством и совершил его, только исчерпав все возможности примирения.
Убивающий человек не нужен на земле, так как ценность такого человека минимальна, и его Танатос, внутренне ощущение страха смерти, от убийства к убийству становящийся все больше и шире; и все большую часть сознания наполняется этим страхом смерти, просто потому, что для любого человека смерть ближнего – это акт противоестественный. Потому что чужая смерть напомнит ему о своей собственной, которая маячит впереди, ибо именно это и есть Замысел и Нравственный закон, которому удивлялся Кант.
Человеческая история, возможно, началась именно с того момента, когда человек понял, что он смертен и окружен такими же смертными людьми – отсюда, повторюсь, все нравственные законы в человеке. Как только человек совершает убийство – моментально – страх смерти, сидящий в нем, реагирует и создает диссонанс в его душе, называемый Совестью, которая является ничем иным как психологическим расстройством и потерей душевного равновесия. Отчего это происходит? Каков механизм Совести?
Противоестественность убийства (говоря о нем как о самом жутком поступке, на который способен человек) оказывает на мозг чрезвычайное воздействие. Возникает противоречие между внутренним ощущением предполагаемой собственной смерти и очевидной смертью другого человека – мертвое тело перед тобой. И этот вопрос ни логикой, ни как либо еще — невозможно разрешить.
Следующий вопрос, а как же быть с великими полководцами и нашим восприятием этих фигур: Наполеоном или Ганнибалом, Королем Фридрихом и Карлом Великим? Все дело в том, что эти люди были лишены страха смерти – почти совсем. Они так были созданы. Или страх смерти был минимальным. И поэтому – все они, как результат – люди безнравственные! Самое смешное в их истории, вы знаете, что? – Они умерли…Их доблесть, геройство, отвага, самоотверженность в бою и тонкий гений стратегии просто исчез, перестал быть.
И нам, живущим сейчас, вообщем-то совсем все равно, были они или нет, абсолютно все равно: ибо они ушли и оставили самый главный вопрос – неразрешенным, а именно: Каков был возможный замысел и как человек может преодолеть страх смерти и саму смерть в конечном итоге, если даже такие люди как они, обладавшие доблестью, блестящими аналитическими способностями и даже красивым абстрактным и эстетически развитым мышлением умерли, перестали быть?
Ответ очень простой: ваших способностей, господа, было недостаточно. Первый шаг – это осознание гуманизма в Смерти, как субъекта или конструкта, который несет Оливу Мира, а не разящую косу (Следуя Баратынскому). Это шаг на пути к той простой идее, что смерть, а вернее, ее восприятие нами создает в человеческом сознании великое конрапунктивное произведение, о котором знал Иоганн Себастьян Бах, –
Нравственный закон
Нравственный закон; и в этом великом произведении мысль человека постоянно — ежечасно и ежеминутно — сталкивается и противостоит ощущению надвигающейся смерти. Именно это делает нас нравственными людьми, в которых Нравственный закон не может быть уничтожен, поскольку он неразрушим в той же мере, в какой неуничтожима физическая смерть и страх ее приближения.
Приведу отрывок из стихов Е.А. Баратынского «О смерти» таким образом:
Даешь пределы ты растению,
Чтоб не затмил великий лес
Земли, губительною тенью
Злак не вознесся до небес,
О, дочь священная Эфира,
О, светозарная краса,
В твоей руке – Олива Мира,
А не разящая коса…
Обращаясь к смерти, автор этого стихотворения называет ее главным управителем вещей в природе, действия которой имеют глубокий смысл, возможно, навеки скрытый от человека. Смерть, несущая в своей руке Оливу Мира, — это некий конструкт, благодаря которому мир становится гармоничным. И опять налицо противоречие, поскольку не ясно, какая же может быть гармония и умиротворение, если человеческое существо вынуждено сталкиваться со смертью и с необходимостью приходить в отчаяние перед ее неотвратимостью?
И здесь вы, как читатели, должны либо обвинить Баратынского в умопомешательстве, следуя своему логическому восприятию, или поверить поэту, – и восприняв, взяв на веру его представление, понять, что пока мы помним о смерти, воспринимаем ее как глобальное правило, действующее для всего сущего, наши собственные поступки, соотнесенные с неотвратимостью смерти, превращаются в мелких и тщедушных карликов, и становится понятным, что жизнь человека укорачивается ровно настолько, насколько мы насыщаем ее малополезными, а и вредными делами, которые, соотнесенные со временем, вечным или бесконечным пространством, покажутся каковыми? Ничтожными и нелепыми.
Можно сказать, что подобного рода предположения слишком субъективны и избыточно романтичны. Но важно помнить, что человек – есть то, что он читает, видит, слышит и, прежде всего то, во что он верит, подразумевая не религиозную веру, а его самовосприятие. Если человек верит, что взаимная любовь укрепляет его силы и защищает его – так оно и будет для него. Если человек верит, что окружающий мир – это лишь скопление зловонных паров – с этой уверенностью он и будет жить. Психологи назовут это психологической установкой, я же скажу, что это качество человеческого сознания.
Теперь вы можете прочитать его стихотворение полностью в оригинале:
Смерть дщерью тьмы не назову я
И, раболепною мечтой
Гробовый остов ей даруя,
Не ополчу её косой.
О дочь верховного Эфира!
О светозарная краса!
В руке твоей олива мира,
А не губящая коса.
Когда возникнул мир цветущий
Из равновесья диких сил,
В твоё храненье всемогущий
Его устройство поручил.
И ты летаешь над твореньем,
Согласье прям его лия
И в нём прохладным дуновеньем
Смиряя буйство бытия.
Ты укрощаешь восстающий
В безумной силе ураган,
Ты, на брега свои бегущий,
Вспять возвращаешь океан.
Даёшь пределы ты растенью,
Чтоб не покрыл гигантский лес
Земли губительною тенью,
Злак не восстал бы до небес.
А человек! Святая дева!
Перед тобой с его ланит
Мгновенно сходят пятна гнева,
Жар любострастия бежит.
Дружится праведной тобою
Людей недружная судьба:
Ласкаешь тою же рукою
Ты властелина и раба.
Недоуменье, принужденье —
Условье смутных наших дней,
Ты всех загадок разрешенье,
Ты разрешенье всех цепей.
Другие части:
- пятая часть «О замысле и общечеловеческой любви»
- чётвертая часть «Предвосхищение смерти и падение шекспировского Гамлета»
- вторая часть «Замысел и противоречия перед созданием шедевра»
- первая часть «Творческий потенциал человека — путь к победе над страхом смерти?»
